В.Н.Фигнер: "...Флотский офицер Ювачев, судившийся по одному процессу со мной. Привлеченный Ашенбреннером к военной организации «Народной Воли», Ювачев принадлежал в г. Николаеве к группе морских офицеров, которые пугали гораздо более солидного Ашенбреннера стремительностью революционной пропаганды, которую они вели среди моряков.
На суде Ювачев не производил определенного впечатления и отрицал какое бы то ни было участие в революционной деятельности партии. Однако, как и других военных, его приговорили к смертной казни, но после подачи прошения о помиловании смягчили наказание до 15 лет каторги.
Вскоре по прибытии в Шлиссельбург он стал выказывать болезненный уклон в сторону религиозной экзальтации. В попечении о наших душах начальство выдало каждому из нас по библии, и Ювачев, стоя целые дни на коленях, читал ее или молился; по средам и пятницам по воле тюремной администрации мы были принуждены соблюдать пост, но, не удовлетворяясь этим, Ювачев в эти дни совсем не принимал пищи.
В январе 1885 г., когда после истории с Мышкиным крепость посетил товарищ министра внутренних дел элегантный Оржевский, он застал Ювачева стоящим на коленях, с библией в руках. Осведомленный, конечно, начальством, генерал задал Ювачеву вопрос, не желает ли он поступить в монастырь.
— Я недостоин, — ответил Ювачев.
И.П.Ювачев,
одно из первых писем к родным из Шлиссельбурга: "Скажу:
жил внутреннею, духовною жизнью. Лишенный
внешних картин, в моем воображении рисовал много
внутренних. Например, дни, недели, месяцы
созерцал построенный храм Божий в моем
воображении."
В.Н.Фигнер: "Политические
убеждения Ювачева за год заточения совершенно
изменились: из борца, завоевателя свободы
насильственным путем, он превратился в миролюбца
в духе Толстого. Когда Буцевич, товарищ Морозова
по прогулке, умер, его заменили Ювачевым, и Ювачев
советовался с Морозовым, не должен ли он,
согласно изменению своих убеждений, довести до
сведения правительства об одной тайне, известной
ему, как революционеру: дело шло об указании
места, из которого легко было сделать покушение
на жизнь императора Александра III, жившего в
Аничковой дворце.
Отец Ювачева служил в этом дворце и имел квартиру, из окна которой с величайшей легкостью можно было бросить бомбу в экипаж царя при его выездах из дворца.
Стоит ли говорить, что Морозов отклонил Ювачева от этого поступка.
Религиозная экзальтация, обращение к церкви были как нельзя более наруку ханжам департамента полиции, скорбевшим о безверии политических узников, и они охотно вывезли новообращенного из Шлиссельбурга. Это произошло в 1886 году, т. е. через два тода после суда над ним.
Позднее, как подслушал кто-то из товарищей, жандармы уверяли, что в Петербурге, в Доме предварительного заключения, Ювачева посетила вдовствующая императрица Мария Федоровна. Конечно, это был вздор, и за императрицу, вероятно, сошла фрейлина Нарышкина, княжна М. М. Дондукова-Корсакова или какая-нибудь другая высокопоставленная светская дама из числа тех, которые в Петербурге посещали политических заключенных с целью вернуть их в лоно православия.
Ювачев был сослан на остров Сахалин. Местная администрация широко пользовалась его техническими знаниями морского офицера, и эти занятия давали ему возможность в разных местах и случаях наблюдать жизнь ссыльно-поселенцев и отношение властей к этому обездоленному люду, лишенному всех человеческих прав.
Случилось, что в 90-х годах комендант Гангардт однажды дал нам для переплета «Исторический Вестник» за истекший год. Там, в статьях за подписью Миролюбова, в котором нетрудно было угадать Ювачева, мы нашли талантливое описание жестокой жизни ссыльных на Сахалине. Нельзя было без содрогания и нравственного ужаса читать мрачную повесть физических и моральных страданий, которым подвергались каторжане на этом проклятом острове.
Людмила Александровна Волкенштейн, попавшая на Сахалин десять лет спустя, отказывалась подавать руку истязателям уголовных каторжан. К нашему прискорбию из статей Миролюбова мы не могли видеть, чтоб у него хватало мужества на подобный протест. Между тем дрожь негодования пробегает, когда читаешь незабываемое описание завтрака, на который автор был однажды приглашен одним из злодеев-администраторов.
В столовой был сервирован стол со всевозможными яствами, а на дворе происходила жестокая экзекуция, которую можно было наблюдать из окон гостеприимного хозяина.
Справедливость требует сказать, что Миролюбов не мог есть, слыша крики истязуемого.
По возвращении в Россию Ювачев сделался членом официального тюремного комитета в Петербурге и заведывал «убежищем св. Магдалины», в котором наводили на путь истинный девушек, опустившихся на дно жизни.
В 900-х годах он напомнил о себе, выпустил книгу о Шлиссельбурге, в которой, пробыв в крепости только два года, пишет о том, знать о чем лично не мог."